Круг ада - Александр Золотов

Как только Валька Басиха вышла из сельсовета, любопытство взяло верх, бабы потеряли страх. Наиболее смелые окружили её, требуя отчета.

– Валюха, ты живая, а мы уже думали ….

– Живая, только, как стал меня этот в военной фуражке допрашивать, то со мной чуть- чуть не случилась оказия.

Услышав незнакомое слово, бабы скривили мины.

– Знаем, знаем, что ты ходила до ветру с газеткой, начиталась словечек, теперь умничаешь то с оказией, то с конфузней. Ты скажи, что это такое? С чем его едят?

– Ой, бабы, попутала, не оказия, а конфузя.

– Ты скажи, шо це таке? Може колбаса?

– Про оказию читала, так ничего про неё и не поняла, а конфузя – это когда с тобой

случается неприятность.

Бабы переглянулись, догадливо заулыбались.

– Тебе надо было бежать до ветру?

– Не! У меня стали мокреть подштанники.

Одна молодуха присела и сквозь всеобщий хохот взвизгнула:

– Ой, бабоньки, у меня тоже сейчас будет конфузя.

Едва они справились со смехом, как рыжеволосая молодуха серьёзно спросила:

Зачем тебя вызывали? Не заберут ли?

Наступила чуть тревожная тишина.

– Не вызывали меня, сама ходила, мой дурачок напился с радости, что Нос дал прокатиться на тракторе и поколотил меня. Я побежала в сельсовет жаловаться на него, а там этот в галифе….

Бабы опять игриво засверкали глазами, посыпались комментарии:

– Валюха, что-то ты часто бегаешь жаловаться председателю….

– А что? Молодец, Басиха! Председатель парень видный, утешит и приголубит….

– Ну и пусть Никита поколотит, зато есть повод к председателю смотаться….

– Ой, девки, придумаете тоже…, – стала отбиваться Басиха.

– А не за него ли тебя Никита гонял, – продолжали куражиться бабы.

Постепенно весёлое настроение уступало тревоге.

– Зачем или за кем приехал военный…?

***

У Татьяны Бустиной подкосились ноги, когда до неё дошёл слух, что в село приехал военный из НКВД. Первая мысль ударила ее наотмашь.

– Меня осудят.

Татьяна едва добралась до топчана, тяжело присела. Как же моя доченька, как же моя Светочка жить будет, ей только двенадцать…? Она смотрела в окно, слёзы катились и катились по её щекам.

– Господи, в чём я виновата пред Тобой, в чём мой грех? Боженька, милостивый, я замолю его, я умру, только бы доченька моя была жива и здорова, только бы….

Она не успела закончить мысль, кок стукнула дверь, по шагам она поняла, что пришла дочь. И в ту же секунду из неё вырвался всхлип, она не смогла удержать рыдания.

– Мама, мамочка, – Света не нашла больше слов, опустилась на колени, – мама, мамочка.

Мать обняла дочь, её мысль металась, не находя выхода:

Бежать, бежать! Куда угодно бежать, лишь бы быть вместе.

За этой отчаянной мыслью, пришла еще более страшная:

– Куда…?

Послышался стук в дверь, Татьяна рывком прижала Свету к себе и закричала.

– Не отдам, никому её не отдам!

Кто-то вбежал в комнату, кто-то успокаивал, но она повалилась на пол, чувства оставили её.

***

Рано утром Емельянов и председатель Сельсовета Юров пришли к директору конезавода. Он встретил их у входа.

– С кем имею честь…? – Дронов прямо и твердо смотрел на следователя НКВД.

Он за свою жизнь и генеральскую должность повидал многих и сейчас пытался определить, с кем он имеет дело, но лицо гостя было непроницаемым.

– Следователь НКВД Емельянов.

Он не назвал ни имени, ни отчества, как бы давая понять, что дистанция должна быть соблюдена.

– Проходите, присаживайтесь. Рассказывайте, с чем пришли?

Емельянов вдруг понял свою ошибку, которая не способствовала нормальному началу разговора. Дистанция оказалась больше чем нужно. Неловкая пауза затягивалась, а Дронов подумал:

– Пытался поставить себя больно высоко, а теперь…, – он не успел додумать эту мысль до конца, говорить начал Юров.

– Иван Александрович, к нам приехал человек из НКВД. Он требует содействия в его многотрудном деле.

– Я это уже понял, но хотелось бы все услышать о трудном деле от него самого. Прошу, товарищ Емельянов.

– Мне нужны характеристики трех человек. Бустиной Татьяны Евгеньевны, Носова Алексея Михайловича и Басова Никиты Сергеевича.

Дронов опустил глаза, подумал: «Носов говорил, что бригада крепкая, дружная, но видимо он плохо разбирается в людях, если в НКВД знают о происшествии в бригаде Носова. Нашёлся кто-то, донес».

У него не было времени на предположения, следователь ждал ответ.

– Пишите.

Емельянов достал бумагу, а Дронов пододвинул ему чернильницу и письменный прибор, подождал, пока следователь приготовится и начал диктовать:

– Алексей Носов, прекрасный работник и очень хороший человек, легко сходится с людьми, что позволяет успешно управлять бригадой. Его уважает не только коллектив, он многоуважаемый человек среди жителей села. Женат, отличный семьянин, выпивает в меру, детей не имеет.

Емельянов поднял глаза, спросил:

– Отношение к труду?

– Вы прослушали, я же сказал, что он прекрасный работник. Плохо работающих работников на должность бригадира не ставим. К тому же награжден медалью «За освоение целинных и залежных земель». Недавно представлен к повторному награждению.

– Ангел, да и только! Но тогда, как понимать прогул совершенный им?

– Во-первых, не прогул, а опоздание на работу.

– Не будем спорить на этот счет, давайте говорить по существу.

– Да он опоздал, но отработал свою норму. В чем его упрекнуть?

– То, что он делал потом, не имеет значения, так как нарушен закон, дан плохой, очень плохой пример подчиненным. И это еще не всё! Чтобы замять свое преступление, он самовольно отдал новый трактор разгильдяю, тем самым поставив исправность техники под угрозу.

Дронов в душе усмехнулся: «Обстоятельный был доклад». Вслух возразил:

– Товарищ Емельянов, ну не сложилось у него в тот день, опоздал, но давайте оглянёмся назад, на свою жизнь. Разве мы с вами безгрешны?

– Сейчас мы рассматриваем не мою и не вашу жизнь, а пытаемся разобраться в мотивах преступления.

– Какого преступления? Оступился хороший человек, а мы его ….

– Остановитесь, Иван Александрович, а то вы договоритесь…, – Емельянов сделал паузу, затем добавил, – уже достаточно того, что вы покрываете, как минимум, нерадивых работников.

– Я никого не покрываю и далек от мысли такой, так как знаю своих людей, знаю их хорошие и плохие качества. В данном случае хочу убедить вас в том, что Носов хороший человек.

– Кто такой Носов я уже понял, перейдем к Басову Никите Сергеевичу. Какой это человек, он тоже ангел?

– А что он натворил? – Дронов лукавил, он пытался выиграть время, чтобы найти правильную защиту.

– Емельянов проницательно посмотрел на собеседника.

– Неужели вы ничего не знаете?

– Знаю только то, что знаю, – уклончиво ответил Дронов, – парень с ленцой, но не лодырь. К жизни относится поверхностно, не всегда серьёзно относится к делу, легковесный, он какой-то.

– Саботажник?

– Саботажем может заниматься хитрый и умный человек с твердой волей и определённой целью. Этот же может, по глупости своей начудить. Какой из него саботажник? Привязал руки к трактору, спал, но речей и призывов не произносил, тайных разговоров с товарищами не вел, на забастовки не подбивал. Нашли саботажника….

– С этим разобрались, но жена Басова примчалась в сельсовет жаловаться на избиения.

Дронов устало взглянул на Юрова и кивнул в его сторону.

– Это к нему, – усмехнулся Дронов и вспомнил, что его жена говорила о бабских предположениях: «Не успеет Никита напиться и слово сказать, так Валька рысью в сельсовет…».

– С товарищем Юровым мы уже все обсудили, мне бы хотелось знать ваше мнение.

– Я у них свечку не держал и думаю, что слов председателя волне достаточно.

– Вы отказываетесь дать бытовую характеристику своему работнику?

– Я занимаюсь производством, – генерал Дронов жестко посмотрел на Емельянова, спросил, – что еще?

– Есть кое-что еще, но об этом позже, – капитан повернулся к Юрову и попросил, – Антон Петрович, узнайте, все ли вызванные по делу, явились в сельсовет.

Юров вышел, а между Дроновым и Емельяновым воцарилось стойкое молчание. Дронов делал вид, что углубился в бумаги.

Следователь смотрел на него и думал:

– Генерал, а опустил себя до своих рабочих, защищает их, хорошо это или плохо? Наверное, хорошо, когда люди защищают друг друга, не то, что у нас…, – Емельянов усмехнулся мыслям своим, – у нас доносами топят ближнего.

Едва высунувшуюся совесть свою он грубо затолкал обратно, вглубь своей души, но она упорно стремилась наружу.

– Расслабился я, надо прекратить сопли распускать. Генерал ведёт себя крайне не осторожно, стоит копнуть, и, – Емельянов даже загордился тем, что самого генерала он может пощипать, но осторожная мысль взяла верх, – но зачем мне его душа…? К тому же опасно с ним связываться, он генерал, возможно, есть покровители, тогда и головы не сносить….